— Э-э… откуда такая точность? — несколько растерялся Рино.
— А куда он денется с полки тюремного крематория? — невозмутимо поинтересовалась я.
Цинизм вопроса заставил, наконец, заткнуться обоих Ариэни. Я не сомневалась, что подробности они выведают и сами, а про нижнюю границу брачного возраста и наказание за подделку документов на Иринеи и так знают лучше меня. А что заставило счастливого новобрачного, окрутившего несовершеннолетнюю дуреху, повеситься на казенной простыне прямо в тюремной камере, едва услышав приговор, — наверное, никого уже и не волнует.
Зато можно было не переживать, что кому-то снова хватит бестактности интересоваться, как я узнала, за каким зельем приходила к ведьме восемнадцатая фрейлина Ее Высочества.
— А теперь, если только вдруг не окажется, что кто-то знает, как сделать ситуацию еще более неловкой, — мрачно проговорила я, — может, все-таки вернемся к делу?
— Я поговорю с Джиллиан, — тихо кивнула Мира и выскользнула за дверь. Рино молча последовал за ней — отчитываться, равно как и извиняться, он не собирался, но явно чувствовал себя чем-то средним между бестактным козлом и полным идиотом.
Не то чтобы мне от этого было легче.
— Наверное, будет лучше, если вы с Мирой вернетесь к исполнению обязанностей компаньонок принцессы, — поколебавшись, заявил Третий и машинально поправил растерзанный воротничок.
— Как скажешь, — кивнула я и высунулась в коридор.
За дверью, помимо телохранителей принца, дежурил бледный и несколько напряженный Дилан Лейн. Опасения за родную головушку значились у него на лбу крупным шрифтом, и он старался держаться так, чтобы его не было видно из комнаты, но мне вроде бы обрадовался вполне искренне.
— О! — заулыбался было телохранитель. — Госпожа… госпожа… — он снова нахмурился, будто силясь что-то вспомнить.
У меня создалось устойчивое впечатление, что мои ноги приросли к полу.
— Госпожа останется, — сообщил Третий, высунувшись следом за мной. — Ты можешь быть свободен.
Снова побледневший телохранитель согнулся в почтительнейшем поклоне. Его Высочество втянул меня обратно в комнату и захлопнул дверь перед его макушкой.
— Это ведь еще ничего не значит, — пролепетала я.
— Конечно, — легко согласился принц и прижал меня к себе.
…опять двадцать пять!
В полупрозрачной ткани балдахина прятались предрассветные тени. Задернутые занавеси превращали роскошную кровать в отдельную теплую комнатку. Снаружи не доносилось ни звука, и тяжелое, сбившееся дыхание лежащего рядом человека оглушало не хуже пулеметной очереди.
Вчера для проверки я связалась с парой случайных знакомых в Дирвиэле — и все-таки закатила истерику. А Его Высочество изволили не растеряться и качественно угомонили чужую подданную. Дважды.
Кажется, этот человек был способен урвать свою выгоду в абсолютно любых обстоятельствах. Наверное, чтобы достичь таких вершин мастерства, нужно с рождения жить под гнетом вечного «я должен».
Словом, мне они определенно не светили. Просвета в сложившейся ситуации я вообще не видела.
Рассуждая о том, что не произошло ничего непоправимого не произошло, я упустила из виду один немаловажный нюанс. Если бы отцом ребенка был любой другой мужчина, девятнадцатая статья ирейского уголовного кодекса сыграла бы мне только на руку, добавив свободу выбора и тучу возможностей по разрешению внезапного кризиса в личной жизни.
Но раз уж меня угораздило спутаться с Третьим, не имеет значения, что я предприму. Мое имя начали забывать. Я могу сбежать к ведьме, могу потребовать найти суррогатную мать, могу скрыться с планеты, могу попытаться выносить и родить этого ребенка — и в любом случае останусь проклятой. Безымянной. Самой удобной и уязвимой мишенью для тех, кто хочет добраться до королевской семьи.
И, наверное, если бы Третий не пытался так яростно защищать меня, я и то была бы в большей безопасности. А сейчас… я слишком хорошо понимала, какой план действий диктует королевское чувство долга.
За моей спиной не стоят города, деревни, производства и рудники. Я не приношу выгоды. Очередной безымянный бастард точно не стоит того, чтобы потом всю жизнь охранять одну безродную дуреху и подставлять под удар несвоевременно привязавшегося к ней третьего наследника престола, который однозначно будет должен жениться снова — и, разумеется, не на мне.
На месте короля Ирейи я бы просто умыла руки и позволила заговорщикам сделать все самим. В моей жизни начался обратный отсчет. Я должна придумать, как исчезнуть, пока еще не поздно.
Сын короля хмурился, придерживая меня поперек живота, не позволяя отодвинуться, — очень собственническим, очень властным жестом. Сумрачные тени разрисовывали его лицо траурным макияжем, лишний раз подчеркивая усталые глаза, впалые щеки и упрямо сжатые губы. Ему не шло.
А еще, в отличие от одной иринейской шалопайки, легкомысленно отмахнувшейся от возможности внеплановой беременности, Третий относился к печальным перспективам куда ответственнее. Оттого, вероятно, и не спал — последние дня три, если не больше.
На фотографиях в прессе он всегда вежливо улыбался и неизменно был центром всеобщего внимания — светлый, необъяснимо обаятельный человек в угольно-черном мундире ирейского двора. Ни на одной из них не показывались темные круги под глазами и обреченное напряжение во взгляде, не говоря уж об измятом воротнике — и неизменной цепочке с простеньким серебряным кольцом.