Мира же не выдержала и откровенно усмехнулась.
— Вы, как всегда, рассудительны, Ваше Величество, — сказала жрица.
Король чуть склонил голову, принимая комплимент, и перевел взгляд на меня.
А я машинально подумала, что общее впечатление о человеке складывается в первые минуты знакомства, и изменить его позже — очень, очень сложно. И если король вызвал немедленные и прочные ассоциации с Рино, отчего плохо думать о его планах на мой счет уже толком не выходило, то я сама…
Интересно, каково мнение Его Величества о чудом живых гремлинах с трубкой во рту?
Понять это по выражению его лица или интонации мне определенно не светило. Со мной он заговорил с той же долей вежливости и дружелюбия, что и с Мирой.
— Госпожа Кэнвилл, о вашем героическом поступке стало известно всему Альянсу. Собственным телом закрыть Дориана от выстрела… — он выразительно склонил голову. — Запись показали по всем каналам. Должно быть, это самая красивая история о любви, что я видел.
«Запись показали? Мама меня убьет!» — только и подумала я. А потом машинально вжалась затылком в подушку.
На моей памяти самые красивые любовные истории на поверку оказывались трагедиями. По закону жанра не должна была выйти отсюда.
Но если семь человек медперсонала еще можно как-то убедить, что их пациентка трагически погибла от осложнений после операции, то целый иринейский спецкорпус, охотно сунувший нос в мое дело, — навряд ли. Король отлично это понимал, но смиряться с ситуацией в его планы явно не входило.
— Вы будете рады узнать, что Ваш внук выжил, — вставил Третий, с кошмарной точностью копируя ровные отцовские интонации. — Я считаю себя обязанным…
— О ваших обязанностях, сын, я намерен говорить позже, — обрубил король. Принц заметно побледнел. — А прежде всего я должен выразить благодарность спасительнице. Я восхищен вашей отвагой, госпожа Кэнвилл…
— Как и я, — неожиданно перебил его Третий.
Судя по воцарившейся следом тишине, привычки перебивать венценосного родителя за ним отродясь не водилось.
— Я знаю, что вы считаете неприемлемым мое решение отречься от титула, — невозмутимо продолжил Его Высочество. — Но человек, отказывающийся от своих обязательств перед женщиной, спасшей его жизнь, имеет куда меньше прав называться принцем, нежели высокородный, связавший свою судьбу с человеком простого происхождения. Я недостоин этого титула в любом случае, Ваше Величество.
Принц стиснул зубы и замолчал, а я не к месту подумала, что, должно быть, в каморке дежурных, куда передается запись с камеры, сейчас торчит кодла специально приглашенных журналистов в роскошных болотных сапогах. А павеллийцы отныне зарекутся отправлять свои медицинские капсулы по срочным вызовам — а то отмывай их потом от торфяной жижи…
— Семейный совет учтет ваше мнение, — бросив короткий взгляд на камеру, отозвался король.
— Как учитывал его, когда решал вопрос о предыдущем моем браке? — прохладно поинтересовался принц.
— Разумеется, — король и бровью не повел. — Ваш брак имел колоссальное значение. Сын. Как бы то ни было, госпожа Кэнвилл, я не могу выразить словами свою благодарность за спасение жизни принца. Если есть что-то, что я мог бы сделать для вас, сообщите мне об этом, как только сможете. — И пригвоздил меня взглядом к подушке, ясно давая понять: о браке со спасенным сыном лучше даже не заикаться.
Я кротко прикрыла глаза, выражая согласие и признательность, и легонько сжала ладонь Третьего, чтобы он не решил ненароком высказаться еще разок.
Уже решила: когда я смогу говорить, просить я буду вовсе не о брачных узах.
И свидетелей тому будет очень, очень много…
Его Величество, разумеется, не горел желанием тратить время на простолюдинку, которая и ответить-то ни черта не может. На Иринею он прибыл ради своих сыновей. И если касательно Рино ему было достаточно убедиться, что тот не собирается ставить коньки в угол, то Третьему предстояла долгая, обстоятельная беседа, ради которой король бесцеремонно оккупировал освобожденный бастардом бокс. Возражать никто не рискнул — включая самого асессора, даром что он уже плавно зеленел и явно мечтал тихонько вырубиться в уголочке. Высокородный лорд изо всех сил боролся со сном: отключиться в ноль в спальне незамужней дамы, по его словам, не позволяла гордость. Но собеседником я была, прямо скажем, немногословным и не очень-то интересным, и в конце концов Рино все-таки уснул, подарив любимой супруге неиссякаемую тему для скользких шуточек.
Мире не терпелось озвучить пару-тройку, но она стоически держалась. Что толку смешить двух неудачников со свежими швами в самых неожиданных местах?
Зато в отсутствие короля в бокс рискнул заглянуть пожилой врач-павеллиец. Двигало им не что иное, как безоглядное восхищение моим отеком: заметив, что объект его нежной платонической любви пошел на спад, доктор заметно погрустнел и пообещал, что, если тенденция сохранится, трубку можно будет удалить уже завтра.
От немедленного расцеловывания на месте печального павеллийца спас только мой шейный воротник. Ей-ей, меня бы даже сама трубка не остановила!
А об отбытии Его Величества я узнала только после конца смены в космопорте, когда в бокс заглянула умирающая от любопытства Лика.
— Красотка! — цокнула языком сменщица, едва оценив мою физиономию, и приветственно махнула рукой Мире, бессменно дежурящей возле вырубившегося мужа.
Я бы покивала, если б могла. Вот, зацени, подруга: я тут лежу, ни слова сказать не могу, вся опухшая, не накрашенная, лохматая, черт-те сколько не мытая — а медицинский бокс таки полон молодых мужчин! Представляешь, что будет, когда я поправлюсь?